Мои произведения

Нояб.
27
2013

Шоколадка

alt   

 

    Мне было восемнадцать, когда я впервые увидела его. Ничего особенного. Острые черты, бледная кожа щек, голубые глаза. Короче, я влюбилась.

 

   Он пригласил меня на день рождения.

 Я спросила маму, можно ли дарить мужчинам цветы. Она ответила, что только пожилым. Я пошла на рынок и купила три розовые гвоздики. Был 1990 год. Кроме этих гвоздик на рынке цветов почти не было. Так, какая-то ерунда.

    Середина зимы. Мороз. Три цветка горели в моих руках. Я несла, осторожно сжимая пальцами, согревая своим теплом и радостью, радостью, безумной радостью розовые частички живого солнца. Я увижу его! Сердце билось пульсом в пальцах.

   Гвоздики стояли в изголовье его кровати долго. Три недели. Он удивлялся и не мог понять, почему они не вянут. День проходил за днем. Он привык к ним, как к предмету обстановки. И перестал менять воду. Они увяли.

 

    Прошло десять лет. Теперь я работаю в БТИ на Ревпроспекте.

    В наш кабинет всегда очередь. В тот летний день было душно всем. Приоткрыли дверь. Я краем уха слышала препирательства в очереди. Посмотрела туда. И увидела ЕГО.

  Он изменился. Отяжелевшее лицо, погрузневшая фигура. Лишь походка та же – осторожной лисицы. И сутулость. И наклон головы.

   Он лез без очереди. Вошел, закрыл дверь. И – ко мне.

-         Привет,- сказала я.

-         Здрасьте.

-         Не узнаешь?

Долго он смотрел непонимающе. А потом на какую-то долю секунды лицо его выразило испуг. И – сразу улыбка.

   Такой же деловой, как и прежде.

-         Машина ждет. Сделай, а?

Он подсунул мне документы. Я почему-то подумала, что он забыл, как меня зовут.

-         На вот тебе шоколадку. А то я знаю, вам тут чаю не с чем попить.

Он торопился.

-         Спасибо, Сереженька, милый. Приходи завтра, документы будут готовы.

-         Ты – умничка.

Он схватил мою руку и чмокнул.

На столе осталась лежать его шоколадка.

 

 
Нояб.
09
2013

Вино "Бригантина"

   alt В тот прозрачный и нежный от умирающего тепла осенний  день решилась ее судьба. Смешно, но поняла она это лишь спустя несколько лет. Бывает такое? Бывает и не такое… А еще много позднее пришли мысли: неужели за истинную любовь плата – всегда смерть? Один только раз ей хотелось покончить с собой,– когда поняла, что все действительно кончено… Мечтательный флер того вечера едва не набросил белый саван на лицо ее матери…

 

   Как холодный свет молнии озаряет внезапно ночь, и лес, и тропку, - так внезапно она поняла, что на самом деле произошло в тот день.

 
Апр.
09
2013

Русская водка, черный хлеб, селедка

alt   Его мечта родилась очень давно, в детстве, когда он еще был не Павлом Иннокентьевичем, а попросту Пашкой. С тех самых пор она горела для него путеводной звездой всей его жизни. Он добивался ее исполнения всеми мыслимыми и немыслимыми способами, продираясь сквозь насмешки, неверие родных, зависть знакомых, презрение «золотых» мальчиков, его сверстников, сквозь все… Жертвуя покоем, близостью лучших друзей, любовью, наконец, собственной совестью…

   Он мечтал не о покорении северного полюса, о космосе или о подвигах, как все нормальные советские мальчишки…

   Дело в том, что в двенадцать лет от роду он понял, что он парижанин… Да-да, именно так. Неважно, что родился он в деревушке под Архангельском, а жил с родителями в Ленинграде.

   

 
Март
04
2013

Школьные шалости

alt        

 

           14 февраля.

   Раньше был просто день. День, как день. И не советской армии и военно-морского флота, и не день милиции, на который, популярный в народе, был концерт до программы «Время», и даже

не день пограничника…  А сейчас даже в младшей школе знают, что четырнадцатое февраля – день святого Валентина. Но как охотно воспринято! Впитано. Быстро, как масло в пончик.

   В чем дело? День семьи, официальный, с концертами по площадкам страны, с трезвоном в средствах масс медиа, с провозглашением президентом, с поддержкой церкви – что звон пустой. Верность? Блеф. Семья? Да ее уже нет давно. Умерла. Вместе с развалом крестьянского хозяйства.

  Другое дело – покровитель влюбленных, святой Валентин. Не православный – что поделаешь. Зато такой понятный. И очень, очень нужный. И повод, и глупая надежда, и закрепление уже отвоеванного, и возможность быть, как все…

   Так вот. О детях речь. Третий класс. Всем по девять лет. Все уже видно. Кто – какой. Маленькие взрослые люди.

   Любовь? Разумеется. Но еще и флирт!

   Писать друг другу валентинки! Дарить безделушки!

   Спросила сына, будет ли он кого-нибудь поздравлять?

   «Да».

   Какую же купить открытку?

   «Пять открыток. И две игрушечки…».

    Ух. Думала, не раздаст все. Ан нет. Вернулся, сказал, что все нормально. Всем сестрам – по серьгам.

   Спросила, а другие мальчики – такие же любвеобильные?

   Пожал плечами. «Не знаю. Открытки по три… Комаровской весь класс подарил. Все мальчишки…»

   Ну и ну.

   Через пару дней встретила старую подругу. Учились вместе. И дети – в одном классе. Олечка. Милая, добрая, с открытым взглядом круглых русских глаз.

   «А я своему Славику сразу сказала: «Денег нет. Хочешь – сам рисуй… Так он целую ночь просидел. Утром смотрю – пятнадцать открыток. Я аж отпала. Зачем тебе столько?... Рассмеялась. Ты всех любишь?»

   Посмотрел серьезно. Хулиганистый. Только футбол на уме. Учится плохо. Одна головная боль с ним. Дерзкий уже. Жди – скажет что-нибудь… Не обрадуешься.

   «Так всем. А вдруг кому-то из девочек никто не подарит? Представь, мам, каково ей будет?»

   Девять лет. Славик. Вот такой.

 
Май
15
2012

ТРИ ТУЗА И ПИКОВАЯ ДАМА сценарий отрывок

alt

 

                             Титры.

      Он крадет везде: на вещевых рынках, в метро, в кино, в магазинах, когда стоит в случайной очереди. Это Слава. Ему около тридцати. Крупный мужчина. Косая сажень в плечах. Тем не менее, движения грациозные, с затаенной силой в них. Удивительная способность в любом окружении не отличаться от других, стоящих рядом. Настроением, разговором, всем своим внешним видом. Вероятно, таким должен быть профессиональный разведчик. Только у Славы это природный дар. Взгляд спокойный, расслабленный. Улыбка хищная. Когда он улыбается, в его глазах мелькает нечто необычное, дикое. Улыбчивый волк.

 

 
Май
05
2012

Ма-Руся

    alt   

   Невозможно, никак невозможно ей разговорить его. Молчит. Поправит очки на носу. «Угу». И читает «Роман-газету» дальше. Так  все воскресенье. Вечером – программа «Время». С музыкой «Время, вперед». Товарищ Брежнев с длинной речью. Вести с полей. Прогноз погоды. И спать. Без слова, без привета. Снимет очки, сходит в уборную, наденет пижаму. Ей – ни слова. Как всегда. Хоть вой. Пыталась его приголубить, потетешить. Поймала в коридоре, схватила щеки. Вывернулся. Еле терпит ее. Коля! Коленька! За что он так с ней? Старые уже. Ему – семьдесят семь.  Она – на шесть лет его моложе. Он еще работает. Каждый день ходит на завод. Денег ему много платят. Всю жизнь богато с ним прожила. Он очень умный. И хитрый. Придумает какое-нибудь изобретение, но не выдает его сразу, а по частям… За каждое усовершенствование, рацпредложение - платят! На днях, вот, двести рублей принес. Два года назад Славик, сынок, увидел у него учебник по высшей математике. Удивился страшно. «Зачем тебе, папа?» «Так мир не стоит на месте». Завод у него серьезный. Военный завод. Почтовый ящик. Уж что он там делает, она не знает. И никогда в жизни не знала. Никогда. Где бы ни работал. Ни слова. Ужас. Он мило морщит нос, когда улыбается. Правда, случается это редко. Исключительно редко. Улыбается, будто прячась, будто не желая отпускать и без того хрупкую,  невзрачную радость… Но ей – никогда. Совсем никогда. А еще он не зовет ее по имени. Время от времени она думает – а помнит ли? Имя у нее простое, очень русское – Маруся. Так ее и в детстве в деревне всегда звали…

 

 

   
Дек.
26
2011

Рождественское варенье

В 1947 году дяде Коле, моему соседу, добрейшему человеку, было только семь. Голод. Жили трудом и надеждой. Но им-то ребятне, что? Одна радость – улица.

И всегда сверлит мысль: где бы перехватить поесть? Хоть что-нибудь.

Выбегали во двор с кусочком черного хлеба, душистого, пропитанного подсолнечным маслом и посыпанного крупной солью. Первым делом кричали: «Сорок один - ем один!» Потому что если не успеешь, «Сорок пять - всем давать!»

Быстро таял кусочек хлеба, оставляя по себе запах масла и сосущий голод под ложечкой.

Улица Рабочая тогда была вся одноэтажная. А на самом углу с Комсомольской стоял длинный барак. В нем дядя Коля и жил. Вокруг - частные дома с садами.

Поповну, их соседку, звали Варвара Васильевна. Ее-то сад с налитыми яблоками, тяжелым подсолнечником и кислой вишней и был предметом постоянных голодных помыслов их компании.

   
Дек.
02
2011

Леденцы

 

              Аби – по-татарски «бабушка». Но это для меня. Когда-то она была только айны – мама. Для моей мамы. Когда маме было всего шесть лет. У нее было пять братьев и сестер. Конечно, она была младшей. Но так недолго, что не успела понять, что это значит. Да и не могло это ничего значить в 1949 году. Как аби вырастила шестерых? Уму непостижимо. Работала день и ночь. Дети тоже работали. С десяти лет.

Но не в то лето. В то лето маме было только шесть. Аби отправила ее в летний лагерь. Он стоял так далеко от всех проезжих дорог, что до него не ходил автобус. Можно было только приехать на машине.

Каждое воскресенье лагерь наполнялся радостным ожиданием, сбывшимся ожиданием, счастливыми проводами. Ко всем приезжали мамы и папы. И привозили вкусное. Только мама все ждала, ждала. Она знала, что у нее маленький братик и что аби ждет еще одного. Но как в это вникнуть ребенку, особенно, когда есть так хочется?

Мама не брезговала доедать огрызки, которые ей отдавали ребята. Редко-редко ее угощали чем-нибудь еще. Но дети умны: зачем угощать, когда надеяться на ответный жест нечего?

   

Страница 2 из 2

Авторизация